Начнем с сообщения еще об одном источнике датировки основания деревни Шиткина. Вот с этого фрагмента  изобразительно — картографического  исторического источника: План Иркутской губернии , Нижнеудинского уезда, сочинено с разных описаний, 1797 год». Как видите, на фрагменте карты выделенной нами нет д.Шиткино, основанной в 1726 году.  Почему? Ведь в  1783 г. восточная часть Красноярского уезда по правобережью Кана отошла в новоучрежденный Нижнеудинский уезд Иркутского наместничества (Канская и Бирюсинская слободы).   Это  план Нижнеудинского уезда, тогда почему нет д.Шиткиной? По масштабу плана на глаз должна быть… К сожалению, в нашем распоряжении ограниченное количество  опубликованных источников чтобы решить это затруднение. Есть письменное свидетельство, что в  1863 г. д.Шиткина   относилась к Енисейской губернии. Более ранних сведений у нас нет. Жаль.   

И еще одно дополнение к предыдущей части нашего нарратива. Была  упомянута информация Петрова А. о том, что Шиткино основали   в 1722 г.  Он писал это в газетной статье «Всем селам село» в номере «Бирюсинской нови» от 7 августа 1990 г. , о чем есть сноска в брошюре Селезневых «На земле древних кеттов» , стр. 24, правда, без указания названия статьи Петрова А.

      В целях восстановления ранней, двухсотлетней  истории Шиткина  – со времени основания деревни  в первой четверти 18 в. до первой четверти ХХ века включительно, обращаемся к опубликованным архивным  , научным сведениям о Канском уезде / округе Енисейской губернии. Надо просмотреть, бегло прочитать множество текстов прежде всего в интернете , чтобы найти хоть какие-то сведения по интересующему нас вопросу. Пусть даже не о Шиткина, хотя бы о ближайшим к ней территориям и обществам.                Нижеследующий текст это попытка синхронизировать сведения, то есть дать  временные и пространственные обобщения для понимания направленности и хода исторических событий,  близких к Шиткино. Как известно, «Разбивка по десятилетиям позволяет получить суммарное представление о ходе и направленности исторических процессов; при большем приближении возникает калейдоскопичность, при меньшем — аморфность восприятия».[1] Если спросить, например, интернет прямо – Шиткина, то разочаруемся. Ничего информационно ценного. А найти во множестве  письменных источниках   что — либо о Шиткино невозможно по простым причинам — они нам в Тайшете не доступны и их очень много.

     Во истину ,  Шиткино , неизвестная сторона…

    Немного истории  административно-территориальном устройстве Восточной Сибири.

  В  1735 г. в Енисейском уезде насчитывалось 13 ясачных волостей, в т.ч. Чунская, Мурская, Чадобская,   Тасеевская.

    В 1783 г. восточная часть Красноярского уезда по правобережью Кана отошла в новоучрежденный Нижнеудинский уезд Иркутского наместничества (Канская и Бирюсинская слободы). В это время существовала уже Канская волость в составе  Красноярского уезда.

   В июле 1822 г. были созданы округа, в т.ч. Канский (из частей Красноярского, Енисейского уездов, Иланской и Бирюсинской волостей Нижнеудинского уезда Иркутской губернии от р.Бирюсы до Кана). Уездами они стали в 1898 г.

 В 1831 г. Канский округ —  Рыбинская, Уринская, Тасеевская, Устьянская, Иланская, а в 1860 г. появились еще  Ирбейская,   Тинская.

      В 1918 г. административно-территориальное деление Енисейской губернии имело следующий вид: в составе Канского  уезда 46 волостей , в т.ч. :10.Долго-Мостовская,   11.Иланская  14.Конторская 21.Неванская  22. Нижнеингашская  ,  34.Тасеевская  42.Фаначетская 43.Червянская   44.Шелаевская,  45 Шелеховская. [2]               

     В 1924 г. произойдет районирование Енисейской губернии , будут созданы районы и в т.ч. Тайшетский и Шиткинский, которые объединят в феврале 1960 г. Но об этом позже, а пока пытаемся заглянуть в глубь веков.

    Смотрим Памятные книжки Енисейской губернии  1863 г. —  1915 г., других нет.  Найти подробности жизни д.Шиткинской в этих книгах , конечно же, не получится, зато есть сведения об окружающей ее жизни, что позволит понять насколько шиткинцы были удалены от нее.

   

Командор Витус Беринг

Большая жизнь протекала мимо Шиткина, вдоль по Московскому тракту  , тормозя, к примеру, на  переправе через р. Бирюсу в с.Конторском, где ширина реки была  125 саженей (267 м.), а при спаде воды 100 саженей (223 м.) .      

   Кстати, о Московском тракте.  В  1717 г. появилось постоянное русское население в Канском остроге — 22 семьи беломестных казаков, а к 1735 году в остроге насчитывалось уже 40 дворов. Район Удинского острога (ныне г.Нижнеудинск) заселялся медленнее — в остроге насчитывалось всего четыре обывательских двора. В первой  трети 18 в. из Красноярска  «на Канск и Нижнеудинск была проложена прямая конная тропа, по которой летом красноярские и кузнецкие приказчики гоняли скот для продажи в Иркутск». Быконя Г.Ф. приводит следующее сведение из материалов, собранных Миллером Г.Ф.,  об устройстве тракта: промер и установку верстовых столбов прямого пути до Томска, Канска, Нижнеудинска осуществили красноярские казаки в 1726 году,  начало обустройства  Сибирского тракта на тайшетских землях . 

     Удивительное совпадение с датой основания д.Шиткина, возможно не случайное . Впрочем, щиткинские легенды говорят о другом пути появления первопоселенца своей деревни , водном, традиционном для Сибири. 

     Начало следующего этапа устройства тракта   связано  с изданием Сената  16 марта 1733 г.   указа о проведении самого длинного тракта в мире для организации почтовых сообщений Петербурга и Камчатской экспедиции.     Миллер  Г.Ф., руководитель экспедиции, который в 1739 г. проезжал по дороге из Тулуна в Красноярск,  писал: « в 1736-1737 г. дорога была в разных местах  устроена одиночными крестьянскими дворами и почтовыми станами…При Пойме, Туманшете и Бирюсе, где большие переправы, есть перевозы и новопоселенные жители их в порядке содержат».  Этой же дорогой ранее Миллера в 1734 г. проезжал сам В.Беринг, начальник Камчатской экспедиции, и отмечал места для селений, станов, переправ. Весной 1735 г. этим же путем  прошел с караваном казенных верблюдов томский пятидесятник Иван Кожухов. Словцов П.А. писал «…когда открылась проездная дорога от Томска на Красноярск и до Иркутска, нет точных данных…Дорога проторена купеческими приказчиками для тайной закупки пушнины…Дорога уже была известна в 1733 г., …Витус Беринг проехал по ней в 1734 г.» .   В  1735-1739 гг. станции и зимовья на тракте размещались на реках Кускун, Балай, Уяр, Рыбная, Кан, Илан, Пойма, Туманшет, Бирюса, Уда, Тырбыр, Курзыр.  Как известно, современный маршрут Московского тракта не пересекает   реку Туманшет. Почему же Миллер и другие её называет? Вероятно, маршрут тракта в начале его устройства не пролегал там, где сейчас. Из местных краеведческих материалов известно, что в 50-х годах ХХ в. на берегу Туманшета существовала дер. Перевоз. Вероятно, маршрут тракта пролегал от Поймы через р. Бирюсу в районе с.Шелехово, затем на с.Рождественка и далее на Туманшет. Пока это лишь предположения, а нужны подтверждающие документы.[3]

     «…В 1822 г. был принят Устав об этапах в Сибирский губерниях, который разрабатывался при активном участии М.М.Сперанского. Согласно Уставу для препровождений ссыльных по сибирским губерниям учреждались этапы по дороге от границы Пермской губернии с Тобольской до г. Иркутска. На эти этапы определялись команды из регулярных пехотных войск и из некоторого числа конных служителей.  Этапы размещались по дороге через одну почтовую станцию. От границы Тобольской губернии до Иркутска было …по Енисейской губернии  8, по Иркутской  13 этапов: Иланская, Пойминская, Тинская, Ключинская, Черемхова (П-Черемхово); Бирюсинская, Баероновская, Разгонная, Алзамайская и далее.

      

Худ. Якоби В.И. Привал арестантов. 1861 г.

В 1891 г. в д.Бирюсинской уже был этапный лазарет в котором врачом работал Виктор Федорович Нерик. В «Памятной книжке Иркутской губернии» губернского статистического комитета за 1901 г. есть следующие сведения о количестве ссыльных в притрактовых населенных пунктах: «Баероновское сельское общество:75 человек ссыльных, в т.ч. в притрактовой .дер.Разгонная всего 3 ссыльных; Бирюсинское сельское общество (д.Бирюсинская, Сполошинская) 44 ссыльных».  По данными метрических книг церквей, которые находились на территории современного Тайшетского района. Таких книг, фрагментов книг имеется 8 разных церквей. В этих книгах содержатся сведения о ссыльно — поселенцах, проживавших в разные годы в разных  населенных пунктах волостей, составивших современную территорию Тайшетского района .  В сведениях за 8 лет в метрических книгах названы имена 145 чел. ссыльно-поселенцев, проживавших в 20 населенных пунктах. 105 чел. ссыльно-поселенцев проживало за все указанные годы в трактовых деревнях и селах, это составляет почти 73 % от 145 чел., упомянутых ссыльно-поселенцев.        По записям в метрических книгах  многие  жители д.Новый Акульшет, Разгонная, Бирюса служили в этапных командах.    Такой категории населения – солдат и их жен, взрослых дочерей и сыновей в метрической книге Бирюсинской церкви названо 105 человек из 636 упомянутых, то есть 16.5% .   

     Тракт, государева дорога  в любом ее значении, пролегал в стороне от Шиткина,  трудно оспорить отсутствие его прямое или косвенное влияния на жизнь шиткинцев».[4]  Именно от этого тракта и ст.Тайшет Томской железной дороги возьмет свое начало тракт Тайшет — Шиткино — Дворец на р.Ангаре, что, согласитесь,  не могло не повлиять на жизнь шиткинцев.

     Шиткинцы, в силу малости своей деревни,  и наличия церкви  крупного села Н-Заимского рядом, не построили свою церковь, да и часовню соорудили  не скоро.

     В 1863 г.   рядом с ними  существовали церкви , важные социальные учреждения, центры местной общинной жизни:  Конторская св.Николая, где священнодействовали Фениксов Василий Иванович и   Подкопаев Тимофей Миронович; с. Шелаевская св. Николая (священник Иоанн Анисимович Субботин); с.Чунское Енисейского округа церковь святых Петра и Павла  ( св.    Карпов Флегонт Ермилович).  В с. Конторском уже было училище Министерства народного просвещения  при наставничестве  местной церкви.   

     Во второй половине 19 в. росло местное население за счет переселения крестьян в Сибирь, ссыльных, увеличения рождаемости. В 1865 г.  крестьян в Канском округе было 31 735 человек, в т.ч. муж. пола 15 680, жен 16055 душ. (только государственные крестьяне, без учета иных категорий) во всей Енисейской губернии около 100 тыс. человек  

   В 1890 г. в с.Половино — Черемхово была лишь безприемная почтово-телеграфная станция, которой руководил Егор Дмитриевич Безсонов.

   К Пинчугской волости Енисейского округа  (старшина волости  Брюханов Родион) относились селения Кадарея, Кондратьево, Петропавловка, Видринское, Неванское,  Бунбуйское, Козицино-Мыское, Ганькинское, Тахтомайское , Болтуринское,  Чунское, Бедокское и Бедобинское;

    В Канском округе (названы только те , селения которых будут относится к будущим Тайшетский и Шиткинский районы 1924 г.) ;

Тинская волость (старшина Спиридон Тимофеев Филиппов)  селения — Черемховское, Конторское, Нижнезаимское;

      Шелаевское отдельное сельское общество (старшина Яков Рукосуев) списка нет в Памятной книжке , указано только 12 Онских селений составляли это общество. Трудно сказать, почему 12 селений, так как в 1893 г. уже 11 селений.

     В Шелаевском отд.обществе в 1890 г. картофель был посажен на  31 десятине из 801 десятин (столько же в Тасеевской и Ирбейской волостях)  по всему Канскому округу  ; капусты 6 дес., лук — 3 дес., редьки почти 4 дес, чеснок 1.5 дес., огурцы — 1.5 дес., горох 1 дес., брюква 2.5 дес., свекла 2 дес., репы 4.5 дес.  658 дес. хлеба.

Ремесленников в Шелаевском отд.обществе: землекопов 26, каменщиков 2, столяров 3, слесарей не было, кузнецов 2,  плотников 8, пильщиков 15,  прочих специальностей — нет, всего  56 ремесленников , 2.4 %  от общей численности таковых по округу. . Это худший показатель по Канскому округу, если всего по округу   1906 ремесленников.    По остальным волостям округа ремесленников от 138  до  393 человек.

    Как скоро заговорили о хозяйствах Онских селений, то добавим еще информации, понимая что она тоже будет давать представление о жизни шиткинцев хоть и опосредовано.

   «Онскими селениями в Канском округе называются четырнадцать деревень , лежащих по реке Она , как называется здесь Бирюса. По всему своему течению в Канском округе  р.Она — одна из самых  прекрасных месть в губернии. Обыкновенная ее ширина 150 — 200 сажений, но в некоторых местах она разливается вдвое больше, образуя острова, покрытые тальником , березою, хвойным лесом, и плавно течет , большей частью между  довольно значительными горами , поросшими густым, дремучем лесом.  Страна, прилегающая к Оне, пустынна, поэтому и селения, разбросанные по ее берегам, принадлежать к числу таких, которые посещаются весьма редко, но интересны в том отношении, что жители этих селений и теперь еще могут представить  образчик русских крестьян заброшенных  судьбою в лесные дебри Сибири.

 Летом по Оне можно проплыть не  без затруднений. Это делается, обыкновенно, на плоте, хотя движение его по реке  невыносимо медленно и может вывести из терпения кого  — угодно. И если вы не успели или имели возможности заготовить себе в Конторском  (последнее селение в Канском округе, находящемся на самой р.Оне  или Бирюсе, по большой дороге из Красноярска в Иркутск) плота, на котором можно было бы расположиться  с некоторым комфортом,  то должны плыть вниз по Оне , на расстоянии 300 верст, в маленькой лодочке, выдолбленной из тополевого дерева , которое едва могли бы поднять 4-5 человек. Подобного рода лодки справедливо называют душегубками, потому что они чрезвычайно вертлявы и, при малейшей неосторожности, опрокидываются. Если, несмотря на предостерегательное название, вы все таки решились плыть на лодке , то вам на пути в Онские селения, грозят еще другого рода неприятности.  Мы говорим о мириадах мошек и комаров. 

      Зимний путь на Ону, конечно, лучше, но и он не без неудобств.  Приходится ехать в санках самого скромного размера , без всякой претензии на удобства.   По реке дорога , обыкновенно, так узка , что две лошади  рядом идти не могут, потому их запрягают гуськом, одна за другой, по пяти — шести . Зимою этот путь чрезвычайно скучен и утомителен.  Впродолжение нескольких дней  не сменяется  совершенно однообразная , грустная картина. Горы выставляют свои голые , каменистые утесы,  дремучий  лес  густо усыпан снегом и инеем; наконец, длинная лента дороги, засыпанной по сторонам  сугробами снега и пересекаемой в некоторых местах полыньями, над которыми  в самые трескучие морозы клубится густой пар. Тишина , можно сказать, нерушимая , мертвая тишина. Только иногда раздается треск , подобный ружейному выстрелу: это от жестоких морозов трескается лед. Вами овладевает безотчетное уныние.

  

Амбар в д.Кондратьво

Вот с гор подул ветер ; заскрипели деревья, поднялись  облака снега. Это – пурга. Она с изумительною быстротою мчится по реке между гор, валит с ног лошадей, засыпает снегом дорогу и путников. Проходит час, другой, – пурга не утихает. Вот уже совершенно стемнело, вы окоченели от холода; лошади едва передвигают ноги по сугробам снега; колокольчик ваш едва слышен в завывании ветра.  Вы в отчаянье, но судьба сжалилась над вами: ветер мало-по — малу стал стихать , и , проехав версты три — четыре, вы замечаете в стороне огонек и слышите лай собак. Это Онская деревушка, быть может и очень некрасивая , но , после ужасного путешествия, она может казаться вам раем.

  

д. Кондратьево

Все селения лежащие на Оне , относительно постройки совершено сходны между собою. Находясь среди дремучей тайги , Онские деревни, обыкновенно,  представляют из себя  массу домов, разбросанных по всем направлениям, как и где попало, разделенных кривыми , неправильными улицами,  с различными переулками  и закоулками, из которых одни завалены навозом и хворостом,  другие в осеннее время  затоплены лужами и грязью до того,  что по ним буквально нельзя ни пройти , ни проехать. Эти жалкие улицы обстроены не менее жалкими домами: это не дома, а просто лачужки , из которых на многих  нет даже и крыш, на некоторых же если есть но светятся насквозь. А между тем, лес – в пяти шагах и не только строевой , но даже корабельный. По развалившему крыльцу без перил или чаще по сосновой плахе, в которой вырублены ступени , вы входите в сени , примыкающие  к избе. Они завалены сором, навозом, всяким хламом. Из сеней две двери : одна на задний двор , где содержится скот, другая в избу. Здесь вы, прежде всего, увидите большую печь , которая занимает  значительную часть  всей избы, потом два-три окна , длиною четверти полторы и с четверть ширины, обтянутых пузырем.  Нет ни приличного стола , ни лавки; все бедно , грязно;  общее впечатление такого жилища – весьма неприятное. Редко – редко где в Онских селениях вы найдете дом , в котором была бы особая горница.

     Хозяйство крестьян Онских селений не в блестящем состоянии.  Заниматься скотоводством здесь положительно невозможно, потому что мошка, комар, овод и прочий «гнус» , в летнее время совершенно не дают скоту покоя. Земледелие мало распространено , как по неудобству почвы , большей частью глинистой и каменистой , так и потому, что крестьяне не хотят расчищать лес под пашни. Впрочем, в этом отношении, они несколько правы : с уничтожением лесов , уничтожился бы их главнейший промысел  – звероловство. Почти все мужское население Онских селений значительную часть зимы живет  в глуши тайги, промышляя белку , соболя, сохатого и т.п. В этом деле они совершенно справедливо считаются сведущими и не уступают инородцам. Чтобы понять , какие лишения перетерпевают они в  это время , достаточно вспомнить о пустынных местах, где они промышляют зверя, о жестких морозах, страшных метелях, продолжающиеся  иногда по несколько суток.  Соболи онские не хороши,  или правильнее – хорошие попадаются редко , но белка нисколько не уступает богучанской , который считается лучшею в губернии.  Другая важная отрасль занятий онских крестьян – рыболовство. В Оне ловится множество всякой рыбы , особенно, стерлядей, налимой, тайменей и щук. Впрочем, рыба мало идет в продажу, – потребляется, большей частью, на месте. То же следует сказать о промышляемых здесь кедровых орехов и убиваемых птицах – рябчиках, глухарях, куропатках и т.п.
    Кроме черт характера, свойственных всем Сибирякам, жители Онских селений  считаются отличными колдунами, умеющими будто бы заговаривать винтовки и мастерить любовные присушки». [5]

    Возможно, все написанное относится и к Шиткино 18 века. Если и не относится напрямую, то дает картину окружающей эту деревню жизни.  В результате постоянных поисков в интернете удалось наткнуться на интересный сайт с интереснейшими материалами о нашем крае. Не можем не опубликовать их здесь , тем более что это сведения конца 19 века и в  краеведческом обороте ранее их не было   :

*   *   *

Онские и Чунские селения (Енисейской губернии)

(Источник: сайт  Вне дороги. ..рф…http://www.xn--b1accdr0ajar.xn--p1ai/articles/1031-onskie-i-chunskie-selenija-chast-2.html)

      «Кто никогда не бывал по Верхней Тунгуске или Енисею, там, где берега их выступили во всех своей дикой красоте, тому трудно представить себе, приблизительно, природу мест, по которым протекают рр. Она и Чуна. Реки эти вышли из нижнеудинского округа в енисейской губернии, с юго-восточной стороны енисейского и каннского округа; они слились в первом из этих округов под 58° с.ш. в одно русло, приняв здесь название р. Тасеевой, впавшей в Верхнюю Тунгуску или Ангару. В нижнеудинском округе они именуются: первая Бирюсой, а последняя Удой. Переименование здесь первой в Ону в сущности ни что иное, как местоимение Она. Площадь, образуемая этими реками, вся изрезана крутыми горами покрытыми густым, темным лесом. На берегах этих рек находится до тридцати деревень, то скученных, то разбросанных на громадное расстояние. Сами же селения отделены от окружных населений большими волоками, имеющими протяжения от 80 до 120 верст, на которых никаких жилых мест не существует.

      Онские и Чунские селения образовались из заимок и выселков, названных в данное время местными крестьянами, вследствие привлечения их сюда уловом пушного зверя. И до настоящего времени эти места считаются единственными в губернии, где добывается больше всего и лучшего качества пушнины, за исключением туруханского отделения. Сюда ныне стали приселять осужденных на ссылку в отдаленные края Сибири и за дурное поведение. Впрочем, ссылка эта установилась в недавних годах, и ранее подобные случаи были очень редки. Так что Чунские и Онские селения вполне можно считать возникшими из старожилов-звероловов. Первые тянутся по берегу верст на четыреста, а последние менее чем на половину и одинаково неприступны для езды во всякое время, кроме зимы. В каждом из этих населений есть свой центр, около которого сосредоточены местные отношения; так, на Чуне с. Петропавловское, а на Оне с. Шилаевское. Сообщение между этими селениями до заморозков производится или в лодке, или верхом горными тропинками. Реки эти в течении своем быстры, как вообще горные потоки и притом довольно глубоки. По ним можно сплавлять какие угодно грузы. В них водится также и рыба, но крупной красной рыбы нет, — все больше налимы, язи, хариусы и т.п. Онские селения в административном отношении причислены к каннскому округу, устьянской волости, а Чунские к енисейскому, рыбинской волости. К ним со стороны волостей самые громадные волока, так, например, онский до 90 верст пространства, а чунский, хотя не много менее, за то вдесятеро затруднительнее первого, вследствие гористой и лесистой местности. Точно также громадные переезды на Чуне между деревнями – есть до 60 и 80 верст, это удаляясь вверх реки, в самую глушь чунской глуши. Деревушки как онские, рак равно и чунские сами по себе очень не большие, редко более 20 дворов, например, самое большое на Оне с. Шилаевское (Шелаевское — Е.С.) состоит из 26 дворов, и на Чуне с. Петропавловское из 24 дворов, остальные затем от 10 и менее дворов. Находящиеся на перепутье через онский и чунский, со стороны мурских селений, волока – зимовья вырыты в земле в виде ям, в которых входная дыра служит и дымовым отверстием; землянки эти не обитаемы; но когда ожидается начальство, в зимнее конечно время, то к ним выгоняются, по наряду, обывательские лошади, примерно, за день или два до проезда и, особо на половины между зимовьями, которые дожидаются под открытым небом. Проезд на Онские и Чунские селения бывает удобен лишь зимой, когда повсюду станут реки; в остальное время, начиная с весны вплоть до рекостава селения эти решительно отрезаны от остального мира своими естественными преградами. В крайности летом можно проехать к ним и выехать оттуда двумя путями, — это на онские селения с почтового тракта от пограничной с иркутской губернией дер. Конторкой до первого селения в экипаже, а отсюда поместиться на плоту и по воде можно проплыть все селения, а с крайнего из них, отправится уже верхом на коне через девяностоверстный волок, если нужно ехать в волость. На Чуне же иначе. Не смотря на то, что река эта в слиянии своем с Оной образует р. Тасееву, вливающуюся в Ангару, но подняться по ней до чунский селений чрезвычайно затруднительно, по совершенной пустынности и почти необитаемости Чуны между устьем ее и чунскими селениями; так что достигнуть этих селений в летнее время можно только верхом, поднявшись сначала в лодке вверх по Ангаре до села Пинчугского, а от последнего переехав Карабульский хребет, спуститься к Чуне в д. Малееву и затем в лодке можно проплыть до самого крайнего селения, находящегося на р. Оне – Фидянского . Но такого рода путешествие совершить решиться разве какой-нибудь истый жрец науки, но никак уж не едущий по казенной надобности. По этой надобности, если уж судьбе угодно бывает наложить сей жребий на злополучного, он обыкновенно избирает хотя окольный, но более удобный путь, — это пройдя в лодке по Ангаре до устья Муры и проехав (в экипаже) все мурские селения, отправиться верхом Чунско-турским хребтом, в 120 верст ширины, в село Петропавловское, а там куда надобность укажет, плыть в лодке. Из этого центрального места удобнее объехать чунские селения. Все-таки в селении можно достать, хотя какой-нибудь провизии, но по остальным деревням этой глуши можно умереть с голода, в особенности летом, когда жители онских и чунских селений питаются тухлой солониной, звериной и рыбной. Изолированность онских и чунских селений, благодаря отдаленности своей от окружного населения, как нельзя лучше способствует, обитающим в них звероловам, вести жизнь самобытную, патриархальную, установившуюся по обычаям. Лесная жизнь, лесная глушь и постоянное отчуждение их от сообщества сторонних людей положили на них, на эту в своем роде «чудь», какой-то особенный отпечаток. В силу такого положения, у них все общественные и частные дела решаются своими «старичками», которые являются в этих случаях судьями, и на приговор которых никогда апелляций не приносится. Попробуй-ка недовольный их приговором обжаловать его по начальству, тогда лучше отживай свои дни; мало того, что «старички» примут все меры отстоять свое решение; но этому злополучному житья не будет на селе; ни на сходку, ни в дом, никуда ему нельзя будет показаться, везде его встретят укором. «Старички», сильно стоят за свой авторитет и с помощью своих семей и отношений поддерживают свое общественное влияние. Если нужно произвести какое-нибудь дознание или проверить хлебные запасы, или расспросить о чем-нибудь, где требуется мнение сведущих людей, всегда впереди старички. Ответы их уклончивы, сведения они сообщают неохотно; каждое слово, как на допросе, выпуском, — уж не разговорятся, а если, ненароком, кто-нибудь из молодых бухнет напрямик, на того все «устаурятся». Правда и то сказать, что там и дел таких, особенных не бывает. Самое важное из преступлений, какими отличаются онские и чунские мужички, да и вообще жители отдаленных мест енисейского округа, за исключением разве заморайцев – (это можно сказать праведный народ: по крайней мере по моему, почти трехлетнему наблюдения, не замечено ни тени той наклонности какими обыкновенно хлябает нам, простой народ – пьянство, драки, мелкие кражи, передержинство бродяг и т.п.) я разумею пристанодержательство бродяг. В доброе старое время они шибко платились за эти свои грехи, и все не каются. Были случаи, что штрафы десятками лет числились на всех селениях Оны, по нескольку сот рублей. Что-то похоже было на «дикую виру». Даже манифесты не в силах были очистить недоимки, пока наконец не последовало изменение закона об оштрафованиях за безписьменность и задержание виновных в этом. Никакие преследования не могли искоренить эту въевшуюся там наклонность. Во избежание ответственности онцы и чунцы, как заслышать о приезде начальства, то всех этих авантюристов спроваживали или на гумно свое в тайге, либо по Оне на плотах спускали вниз, тем и отделывались до поры до времени, разве сам бродяга явится какой по начальству и заявит о своем проживании, чтобы досадить за что-нибудь своему хозяину. За то податной недоимки на онских и чунских селениях никогда не бывает, их на этот случай выручает звероловство. Пашни там очень скудны, среди громадных вековых лесов трудно возделывать землю, которая по большей части на низких местах жидка и тундриста. Пашни приготовляют на так называемых «гарях», далеко от жильев. Впрочем, с удалением пушного зверя в глубь тайги с увеличением, год от года, населения и здесь стали охотнее приниматься за пашни, тем более, что увеличился в последнее время повсюду запрос на хлеб и поднялась цена на него.

      Онские селения отличаются от чунских какой-то неприглядностью своей, они слишком мрачны. По сторонам горы, покрытые сплошь до воды лесом и в них спрятались деревни которые тогда только увидишь, когда въедешь в них или вплоть подплывешь. На Оне горы и на них сплошной лес, местами выдаются чередующиеся каменистые вершины; река принимает блестяще-темный цвет; поверхность ее плоска, волны нет, только по кругам вьющимся по ней, обнаруживается течение ее и быстрота, это панорама онских обиталищ.

      Чунские же селения, напротив, через чур дики, но живописнее: река по льду которой вас несут быстрые кони (там ужасно кони скоро возят) прорылась между громадных иглообразных теснин, в расселинах которых торчит хвой; вышли в долину и по обеим сторонам образовались лужайки; здесь конус на конусе, подымаясь все выше и выше окружают реку и долину, теряясь в бесконечном пространстве лесов; серый и бурый цвет отвесов еще более придает дикости этим местам, особенно где уступы скал поросли мхом. У этих-то скалистых берегов, по большей части лепятся чунские деревушки. Спускаешься, например, в с. Петропавловское, — оно потонуло на дне огромной впадины; нас окружил мрак, но на дворе еще светло, только, что солнце село; оно здесь едва ли когда показывается зимой, так как тесна и такими высокими горами окружена эта местность. Жизни никакой – все наслаждается тихим покоем: лес, горы, люди. Трудно подобрать сравнение, чтобы изобразить то отношение, в которое поставлен здесь человек к природе: на стороне первой грандиозность, величие, беспредельность – у последнего мелочь, избушки, будничные заботы, как пропитать себя. И тут в глуши, в горах, в лесу борьба за жизнь, за существование, за само положение.

       Онские и Чунские селения когда-то, славились изобилием пушного зверя пред всеми прочими звероловными местами енисейского и каннского округов. Онская чунская белка, соболь и лисица отличаются и по сейчас, лучшими качествами. Здешние меха темные, пышные; здешние звери называются «каменными», вследствие того, что добываются в хребтах, в горной тайге. Туда, в это пушное царство, каждый год, бывало после Николы енисейское купечество посылает своих «молодцев», а иногда и само отправляется за закупом пушнины. Крестьяне заполучив от коммерсантов за рухлядь деньги, или копили их, или приобретали на них принадлежности охоты и необходимые по хозяйству вещи; денег девать было некуда, кабаков в Оне и Чуне не было; торгаши с мелочным торгом тогда еще по деревням этих окраин не разъезжали, лавок и в помине не было; об «офенях» никто никакого понятия не имел. Словом, тишь да гладь, да божья благодать тогда царили в этой далекой глуши.

      Теперь все изменилось. Новизна проникла и в эти непроглядные места, и там теперь все начинает складываться на городской манер: в центральных местах, как например, в с. Петропавловском, на Чуне и Шилоевском  на Оне, есть мелочные лавки, а о питейных нечего и говорить: их теперь разве на луне только нет. Чунские и Онские селения мало по малу стали украшаться вывесками   то питейной, то мелочной торговли; непочатый край начинает знакомиться, с чудесами русской цивилизации. Там, где прежде за большую редкость было увидеть за столом у мужика простую водку, где праздничное время проводилось в мирных беседах старичков на крылечках и в играх молодежи, где на свадебных пирах мед и пиво составляли верх роскоши, там теперь сивуха заменила все: тихие беседы превратились в буйные оргии одуревших от зелена-вина мужиков-звероловов; хороводы сменились вечерками, на которых дурит пьяная молодежь; редкая свадьба проходит без того чтобы кто кого не зашиб насмерть, или кто либо из гуляющих не опился вином, или не проворовался, или не окалечился.

     Водка сильно пошатнула, в последнее время, благосостояние онского и чунского населения; долго оно охранялось от этой язвы и своим естественным положением, и своей отдаленностью и малодоступностью; но время перешагнуло и через эти преграды. С водворением в этих краях кабака, обыкновенного улова пушного зверя хватать уже не стало на обыденные потребности чунцев и онцев, а это вызвало усиленное преследование зверя; но чем более выказывалось в этом направлении энергии со стороны охотника, тем более зверь стал уходить в глухие места. Теперь и на Чуне и Оне стала в цене белка; прежде лет 25 тому назад, покупалась она 3-5 коп. за штуку, а теперь 12-15 на месте; соболь тоже вместо 3-5-7 рублей он уж теперь доходит до 10-12-18 руб. там.

     Как винная, так и всякая другая торговля в онских и чунских селениях производится по возможности упрощенно, на дому. Такой способ коммерции надо полагать вполне соответствует местным климатическим и общественным условиям: постоянный холод и непривычка мужика входить куда бы то ни было с порожнего крыльца, а также незнакомство его с употреблением новейших мер и весов побуждают коммерсанта этих мест держаться более патриархальных в этом случае приемов, мерят с прибавкой: «шаг вперед, а два назад» и весить с «походом» по тяготеющей и без того к «долу» весовой чаши, а чаще всего допотопный безмен и мера с выпуклым дном относят посредническую обязанность в обмене продавца с покупателем.

     Онская и Чунская «чудь» в полном смысле слова живет, по пословице, «в лесу» и «молится колесу». Окруженные со всех сторон дикой природой, обираемые кругом кулаками-торгашами онцы и чунцы коснеют в самом грубом, непроходимом невежестве. Но при всем том слишком тот ошибается, кто бы вздумал уверять, что люди эти не в силах сознавать своего настоящего некрасивого положения; напротив редкий их них не знает, что есть на свете люди – ихнего, значит, положения – крестьянского, но которые тем не менее далеко не так, по-свински живут. И все они – чунцы и онцы – по всей вероятности смыслять, что если бы у них ни глушь была, то не стали бы эти непрошенные гости стягивать с них последнюю копейку посредством известного аршино-передергивания. Онец или Чунец чувствует, что если бы он считался «Чудью», то иной целовальник не рискнул бы так нагло и открыто употреблять с выпуклым дном «крючок» и сдобривать так называемую «специалку» мохоркой или стречновым перцем для пущей крепости, взамен недостающего алкоголя.

    Не видевши описанных мест, нельзя уяснить себе ни того бездолья, ни того безлюдья, которые бросаются в глаза каждому посетившему их. Местные торгаши кабатчики так удобно пригрелись там, так искусно обставили в свою пользу все местные интересы, что в настоящее время купцам вообще ездить в Онские и Чунские селения представляется не нужным, потому, что единственный промысел, продукты которого привлекал их прежде, теперь весь находится руках пришедших благодетелей. Всю пушнину заблаговременно, так сказать, «на корню» скупают «володетели» у мужиков-звероловов; теперь уж с «имя» с этими володетелями края надо по «эфтой» части вести дело. Так и поступают ныне енисейцы: закажут, например, на Ону и Чуну таким-то, доставить тогда-то, столько-то, цена такая-то, а уж «иен да-ста-нет!..». Об утрачившемся в глухих сибирским местах кулачестве и мироедстве много распространяться, пожалуй, было бы излишне, если бы не пришлось оно так себе, к слову; обо всем этом редко кому неизвестно; достаточно припомнить те сведения, которые в разное время были сообщаемы в этом отношении об Нарымском, Березовском, Богучанском краях; как в последних терпят от названных хищников обездоленные инородцы – остяки, тунгусы, на которых сибиряк смотрит, как на «тварь» и на которых, стало быть, «небогопротивно» охотиться, как на белку, так точно здесь на Чуне и Оне достается от тех же ловцов – человеков зверолову мужику.

     Не от одних этих ловцов плохо приходится онцам и чунцам. «Комиссары» обходятся ему едва ли не тяжелее. Об одном комиссаре так рассказывают, между прочим: проведал он о «сытом» здешнем мужике. На что ему, чалдону, рассуждал про себя комиссар, такое богатство; куда ему с ним? Не запаршивел бы, как овца, которую долго не стригут?

На Ангаре, на островах, тамошние жители помногу ставят сена, сбывая его очень выгодно на золотые промысла. «Сытый» мужик отправил большую партию, «связку» возов с сеном на «Удерей» и сам отправился за ними для расчетов.

     Получил мужик расчет и летит на радостях домой, зашив полученные за сено червонцы в самые преисподние; летит и думает: ну, теперь, кабы еще раз в тайгу сходить, и там рекрутчину отбыть, и паном заживу. Но, увы, не суждено было исполнится мечтам мужика. Подъезжая к дому, мужик издали увидал что-то не ладное: у двери десятники, ходя взад-вперед, потаптывают снежок, поковыривают, от нечего делать, пальцами; он во двор, а к нему на встречу сам господин комиссар, а за ним – «каменный зверь» черноватый «волостной». У мужика дух захватило, ажно на сердце похолонуло. Чего тако доспелось? – недоумевает мужик; но ему не дали много рассуждать и увели под караул. Долго не видевшие света «крестоватики», полученные за сено «столбушки» черные с искрой, собольки, все теперь пошло прахом, все переписали и увезли к «барину» туда же потащили и мужика. «Хозяйку» бросило в «немочь», к ней приставлен караул. Дети, работники и вся семья «сытого» мужика приуныли; даже скоту некому корма дать. Чего тако доспелось? – робко спрашивают друг друга соседи. А кто знать! – тупо отвечают другие. Сказывают «ходоки» будто мертвую руку нашли под забором у Афонасича… Сидит мужик неделю, сидит месяц. Скоро и Пасха: никто к нему не идет, ни о чем не спрашивают. Наконец-то привезли «хозяйку»… Ну вот, что, голубушка, ей «барин» говорит, с кем грех, да беда не случается; ты, говорит, не пугайся, дело не в страхе, а в деле, и чтоб оно короче было, — грех пополам: мне припечатанное, а тебе уж с мужем свобода… На том и порешили, предав вечному забвению злополучную руку, которая, говорят, от какого-то анатомированного была приобретена. Давно уж это дело было: почитай более двух земских давностей с тех пор прошло, а предание и посейчас так живо, так свежо, как будто бы все это на днях случилось.»

П. Б-цев.

Опубликовано 25 января 1880 года.

*   *   *

Чуна. (В Нижнеудинском округе).

(Источник : Сайт Вне дороги…http://www.xn--b1accdr0ajar.xn--p1ai/articles/1031-onskie-i-chunskie-selenija-chast-2.html)

     Около ста лет тому назад, крестьяне алзамайской волости, нижнеудинского округа, выбрали для занятия земледелием необитаемый, плодоносный, край, верстах в 120 в сторону от селения Алзамайского. Край этот до сего времени представляет непроходимую тайгу с густым первобытным девственным лесом, во многих местах пересекаемую дикими, неприступными скалами и горами, между которыми раскинулись долины, покрытые густой сочной травой, орошаемые верхним течением реки Уды, носящей в этом месте название «Чуны». По тайге довольно часто разбросаны небольшие открытые места с черноземной почвой, вполне пригодной для хлебопашества. Впервые на этих местах крестьяне обработали и засеяли поля, косили сено в долинах и построили кое-где юрты, которые служили им жильем в летнее рабочее время; по окончании же полевых работ, земледельцы на зиму снова уходили в свои деревни. Хороший урожай и привольные для скота места до того прельстили крестьян, что вскоре на место юрт появились кое-как срубленные домики, около которых ютились хлевы, стайки и загороди; здесь жил уже скот, имелись пастухи, оберегающие его от зверя и сюда переведена была половина крестьянского хозяйства; таким образом, в глухой тайге появились заимки вдали от большого тракта и жилья человеческого. Трудность сообщения между деревнями и заимками, отдаленность последних, раздвоенность хозяйства с одной стороны, а с другой уменьшение с каждым годом района крестьянских земель, вследствие постоянного наплыва поселенцев, казаков и новых крестьян, — нужно было уделять часть полей, — плохой урожай в алзамайской волости – все это заставило многих жителей окончательно перебраться на поселение, где в перспективе красовалось полное раздоление и сулилась зажиточная, лишенная всех неудобств и стеснений, крестьянская жизнь; и вот вместо заимок явились деревни или постоянные поселения; в настоящее время считают уже 6 деревень: Которма, 1-ая, Которма 2-ая, Боер, Костина, Питаева и Миронова, носящих общее название чунских селений или просто «Чуны». Народонаселение этих деревень по переписи 84 года было 427 душ обоего пола, а дворов – 82. Край этот предоставил обильную работу для русских могучих рук и щедро награждает труд каждого работника; далеко в окрестностях славится «Чуна» своими природными богатствами: черноземные поля, климат благоприятный для земледелия способствовали успешному развитию хлебопашества, плоды которого предоставили полную гарантию для безбедной жизни переселенцев; луга на которых в настоящее время пасутся стада рогатого скота; леса, переполненные птицами и пушными зверями; река, дающая богатый лов всяких рыб – все это надолго представили обеспеченное существование жителей, вследствие чего Чуна в экономическом отношении имеет огромнее значение для всего нижнеудинского округа, служа ему житницей, доставляющей все необходимые продукты и таким образом в годину бедственного положения нашего округа от неурожаев хлеба и валежа скота гарантирует его от могущих быть положительных голодовок, а в обыкновенное время уравновешивает цены нашего базара, не давая им постоянным подвозом хлеба высоко подниматься. Кроме этого, дичь, рыба без Чуны была бы для предметом особой роскоши, весьма чувствительной для кармана, равно как и шкуры чунского зверя, ягоды, масло, в избытке доставляемые Чуной на весь округ (последние предметы вывозятся также и из казачьих станиц, находящихся ближе Чуны, но во всех отношениях представляющих уголок той же Чуны). Кажется, что при таких естественных богатствах природы, при таком приволье край этот должен быть счастливой аркадией, в которой блаженствует горсть населения, пользуясь его преимуществами и выгодами, но такое мнение было бы ошибочно; если мы зададим себе труд даже не изучить этот во многом интересный край, а только ближе ознакомиться с ним, то мы увидим, что жизнь этих переселенцев, среди указанного нами приволья, есть ничтожное, жалкое существование в несколько раз худшее, чем в самой бедной, обиженной природой, деревушке, приютившейся в каком-нибудь глухом уголку нашего обширного отечества.  Чуна в своих границах представляет особый мир, подобный которому, вряд ли можно сыскать где-нибудь в другом месте. Это замкнутый круг, в котором развилась своеобразная жизнь, чуждая посторонних влияний и внешнего влияния; у них образовались свои понятия, свои верования, обычаи и обряды, кажущиеся для простого мужика смешными и дикими. Правил благопристойности или хотя какого-нибудь внешнего приличия, уже вкоренившегося и в наших крестьянах, в понятиях чунарей не существует; их религиозные верования не ясны, сбивчивы и, находясь на низкой степени понимания, представляют собой ряд грубых заблуждений, в силу который суеверие чунарей возросло до крайних пределов; вера в покровителей охоты, лесных леших, домовых и т.д. доходит до буквального поклонения и служения им; понятия их скудны, нелепы и ограничены; в чужом обществе чунарь чувствует себя крайне не ловко; он не находит ни вопроса, ни ответа и своим неуклюжеством, робостью, выговором возбуждает смех всякого собеседника, — вот отчего часто по Сибири человека ограниченного, невежу именуют обидным эпитетом «чунаря». Обряды их несколько напоминают обряды наших мужичков с некоторыми лишь изменениями и упущениями, а также и с прибавлениями, но эта, так сказать, «переработка» в обрядах не говорит в пользу чунарей, а доказывает лишь то, что жители стоят на крайней степени суеверия и низкой степени умственного развития; кроме того и то, что они до того отстали от своих прежних односельчан, оставшихся на большой дороге в когтях нужды, что существование чунарей даже в глазах теперешнего населения алзамайских деревень кажется смешным и жалким.Не смотря на все приволье, на все богатства окружающей природы, жители Чуны далеко не блаженствуют в этом взысканном Богом краю, а в общем, большей частью очень бедны, имеют жалкие лачужки и вечно пребывают в нужде и лишениях, за исключением очень не многих (из 82 – 15) дворов, которые считаются вполне зажиточными. При этом все более бросается в глаза то обстоятельство, что как бедные, так и богатые жители сеют почти по одинаковому количеству хлеба, получают одинаковый сбор и держат поровну домашнего скота.  Главной причиной убившей благосостояние и умственное развитие в чунском крае служит отсутствие удобного пути сообщения с ним, или, выражаясь местным языком, «в Чуну нет дороги». Как это ни кажется странным и диким, что народ прожил в глухом крае целое столетие, вырастил там новое поколение и проложил дороги к жилым местам ради собственной же выгоды, однако этот по истине плачевный факт действительно существует. Есть, впрочем, пути, посредством которых и до сих пробираются в Чуну: один из Нижнеудинска через казачьи станицы Укор, Бадарановку, Шипицину, другой тайгой, огибая сотню лишних верст, а третий путь из Нижнеудинска, трактом в Алзамай в сторону самой Чуны, но как тот, так и другой и третий пути для намеченной цели совершенно не пригодны.

    В глухой тайге идут две узкие тележные колеи, заваленные свалившимися деревьями с выбоинами, ямами, тресинами на каждом шагу и с крутыми обрывистыми горами, представляющими не мало опасностей как подъеме, так и в спуске, а в ненастное время дороги эти совершенно не проходимы: никакой экипаж, никакие сбруи не выдержат этот варварский путь; запрягать же в один экипаж по две лошади и более по причине крайней узости дороги не представляется буквально никакой возможности. Один местный заседатель посетивший Чуну, в донесении к своему начальству говорит, что трудно проехать в Чуну без того, чтобы в крайнем случае не сломать хоть двух ребер и при этом путник постоянно рискует свернуть себе шею, а после дороги непременно будет лежать недельку другую в постели.

    По этим словам можно представить себе, что за дорога проложена в Чуну, если даже г. заседатель, ехавший в сравнительно удобном экипаже, обложенный, вероятно, подушками и одеялами, составил о ней сказанное мнение. Подобная в Чуну породила много бед, тяжело обрушившихся на население: следствием ее произошло неравномерное распределение богатств между жителями; одна из них – меньшая часть ловко сумела воспользоваться этой невзгодой и обратить ее в свою пользу – эта часть кулаки и мироеды, навеки закабалившие в свои лапы чунарей и на их счет создавшие себе благосостояние. Чуна далеко отстоит от гг. Канска и Нижнеудинска, как от пунктов, в которых можно привольнее сбыть свой товар и сходно купить нужного, к тому же дорога уже известна читателю, а потом не каждому крестьянину под силу: нужно иметь крепкую, хорошую, а следовательно и дорогую лошадь, такую же сбрую, нужно в дороге не мало положить непосильных трудов и быть готовым ко всякой опасности: в тайге так много медведя; все эти причины с прибавлением нежелания потерять дорогое рабочее время заставляют чунаря продать товар односельчанину, занимающемуся торговлей и продать не за наличные деньги, а променять свой товар на городской. То же неудобство сообщения заставляет мужиков кредитоваться у этих торговцев, охотно дающих вперед товар по баснословной цене и долг этот взимается опять хлебом, скотом и т.д., в силу чего чунари постоянно состоят в неоплатном долгу у своих благодетелей, чему много способствует повальное пьянство, пустившее в Чуне глубокие корни и, к сожалению с каждым годом заметно увеличивающееся; тормозов к уменьшению этого порока в настоящее время не предвидится, а между тем, поощрения к нему встречаются на каждом шагу. Развитие беспатентной продажи водки кулаками и мелкие торгаши много способствуют увеличению пьянства в Чуне. Мелкие торгаши из Нижнеудинска и Канска часто посещают Чуну, служащую для них весьма выгодной дойной коровой. Эти пиявки в образе человеческом всюду рыскают по чунским селениям верхом на лошади с незаменимыми фляжками с боков седла и, легко поддевая на удочку простоватых чунарей, эксплуатируют их бессовестно и нагло. Мелкое торгашество – это коренное зло всей Сибири, разорившее целые поколения инородцев, приучившие их к пьянству и привившие к ним множество самых дурных пороков, успешно и с таким же влиянием процветает в Чуне.

     Искоренить это зло в настоящее время администрация не в силах, так как за отсутствием хорошей дороги она не в силах проследить деятельность этих эксплуататоров, кажущуюся безвредной для чунарей, так как будто бы облегчает с одной стороны возможность жителям купить товар, не тратя усилий в дороге, а с другой ослабляет деятельность местных кулаков, но как обходится чунарям это облегчение и конкуренция, можно убедиться, осмотрев торгаша, отправляющегося в Чуну верхом с флягами и мелкими товарами на несколько рублей, а возвращающегося обратно с грузом хлеба, с коровами и овцами и т.д. Также указанная причина объясняет в высшей степени отупение чунарей. В самом деле трудно поверить, чтобы народ, живущий почти безвыездно в тайге, вдали от жилых мест, мог идти прогрессивно вперед и, видя вокруг себя в продолжении целого столетия только одних эксплуататоров, людей безнравственных и развратных, предоставленный самому себе чунарь не брал с них примера и не привил себе множество дурных наклонностей и привычек… Есть еще одно важное следствие неимения хорошей дороги в Чуну, — это то, что последняя, как известно местной администрации, служит пристанищем для беглых арестантов и бродяг; сюда и без того не очень бдительное заседательское око редко проникает, а если проникнет в 3 года раз, то не достигнет желаемого результата и без содействия чунских властей, в интересах которых скрывать прибылых людей, в силу боязни за последствия, правительство не в силах будет пресечь это зло до тех пор, пока не будет проложена хорошая дорога.

    Прискорбно сознавать, что указанные нами безотрадные явления в чунском крае вызываются почти исключительно вследствие неимения сообщения; как-то больно становится, что этот богато-одаренный край, могущий в продолжении многих веков доставлять благосостояние целым тысячам народа, крепко держится в руках небольшой горсти кулаков, тормозящих умственное движение, сосущих жизнь своих ближних и на чужой счет доставляющих себе прочное материальное обеспечение. А сколько в тебе, Сибирь, таких дивных уголков, таких перлов природы как Чуна? Во всех концах разлила ты неисчислимые богатства и нет уголка в конец обиженного твоей щедростью, а между тем народ – нищий. На твоих плодородных полях, в лесах дремучих, на золотом песке, в глухих деревушках поселились эксплуататоры-кулаки-вампиры. Грозно обнажили они свои железные когти, жадно раскрыли рты, поглотили все твои силы и народ сделали нищим… Но надейся, Сибирь, уже восходит над тобой новая золотая пора, чувствуется новым веянием и не дремлет карающая рука твоих деятелей. Сделанное из тебя гнездо взяточников и крючкотворцев зорится правительственной рукой; суровая воля и непреклонный «нрав» твоих кулаков рушится и отголосок этих благих деяний раздается в таких уголках, как наш округ…

    И на наших новых деятелей мы возлагаем большие надежды и думаем, что не далее будущего года займутся проложением чунской дороги, не требующей, как нам кажется, особенных трудов, усилий и затрат. На исправление дороги между Нижнеудинском и Канском ежегодно высылается несколько сот рабочих с лошадьми. Хорошо было бы, если лица, коим вверяются эти работы, нашли возможным отрядить часть своих людей на проложение дороги от Алзамая до Чуны, а из последней местные власти единовременно командировали бы как можно большее число крестьян, и таким образом скоро была бы проложена хорошая дорога и без особых затрат. Тогда, с проложением этого пути, положение Чуны должно измениться: падение кулаков и мелкого торгашества было бы не минуемо, экономическое состояние должно возвыситься, разом рухнет безпатентная продажа водки и товаров без свидетельств, а казна в свою очередь в силу этого приобретает ежегодную солидную сумму! При хорошем, умелом управлении этим краем можно влиять на умственное и нравственное состояние чунарей и на первых же порах необходимо было бы основать там ремесленную или сельскохозяйственную школу, часто посещать этот край священнику, окружному врачу и заседателю; словом, было бы только желание возвысить этот взысканный Богом край, а средства для этого найдутся.

Опубликовано 14 сентября 1886 года.

*   *   *

»  Село Шалаевское.

(Источник: сайт Вне дороги… http://www.xn--b1accdr0ajar.xn--p1ai/articles/379-selo-shalaevskoe.html)

    В Канском округе, на северо-востоке, по течению реки Бирюсы (называемой Оной) раскинуты тринадцать деревень, известных под названием Онских селений. В середине Онских селений, на утесистых берегах находятся две небольших дерквушки, носивших одно общее название «Ярки», расположенных одна от другой в трех верстах по правую (Пахомова) и по левую (Шалаева) сторону реки Оны. В последней деревушке Шалаевой, 10 Ноября 1867 года, по благословению Парфения, Епископа Томского и Енисейского, разрешено построить церковь, с образованием в Онских селениях самостоятельного прихода, отдельного от прихода Чунского, в состав которого входили Онские селения.

     Онцы, потомки тунгусов Енисейского округа, обитавших по реке Тасеевой и ее притокам, — которые в 1754 году, через Енисейского заказчика протоирея Даниила Вазлуцкого ходатайствовали у митрополита Тобольского Силивестра «о построении в средине из волостей святой церкви». Спустя пятьдесят лет после построения деревянной церкви в деревне Балтуриной на реке Чуне, имели намерение построить каменную церковь в деревне Лапиной, в шести верстах от деревни Шалаевой вниз по течению реки Оны. Желание Онцев не осуществилось, вследствие противодействия первого священника Чунской Петропавловской церкви Иоанна Попова.

     В церковных документах Чунской Петропавловской церкви по сему случаю сохранился приказ Енисейского Духовного Правления Чунскому священнику Иоанну Попову 18 августа сего 1805 года за № 239, следующего содержания: «18 Августа сего 1805 года прихожане Петропавловской (Чунской) церкви деревни Поимской и Треминой крестьяне Марко Мутовин и Михайло Каверзин, явясь в Енисейское Духовное Правление объявили, что оной церкви от прихожан с общего согласия выбраны они для просьбы о построении при Оне реке в деревне Лапиной, вместо Петропавловской, церкви вновь каменной, в тоже именование. О чем на них за руками и выбор дан был, который при поезде из в Енисейск удержан Вами, и для того в сем Правлении приказали: послать в Вам священнику Попову приказ и велеть оный выбор представить в сие Правление при рапорте немедленно». Подписал Архимандрит Никодим. Неизвестно отослал сей священник Попов в Енисейское Духовное Правление заручный выбор о построении церкви в деревне Лапиной, или Духовное Правление встретило затруднение к ходатайству у епархиального начальства о разрешении построить каменную церковь в Онских селениях, или сами Онцы нашли для себя обременительным построить каменную церковь, а деревянные церкви Высочайшим повелением 25 Декабря 1800 года строить было воспрещено, только постройка церкви в Онских селениях не состоялась.

        Еще с большими затруднениями осуществилась постройка церкви, разрешенной 10 Ноября 1857 года, необходимость построения которой мог сознавать даже вовсе не знакомый с трудностями сообщения между Онскими селениями, по оной лишь отдаленности их от соседних церквей и значительности населения Онских селений. Противодействие открылось с той стороны, с которой всего менее должно было ожидать его. Заседатель 3 участка Канского округа Б…ов и действовавшие по его указаниям Устьянское волостное правление и сельский писарь Онских селений Малышев под предлогом, что построение церкви в Онских селениях, по их отдаленности, обойдется очень дорого, склоняли крестьян, чтоб они вместо церкви строили на собственные средства молитвенный дом, постройку которого принимал на себя писарь Малышев. Было очевидно, что Малышев действовал в видах собственных интересов и к обременению крестьян. Подобным противодействием крестьяне были поставлены в затруднение и не знали что делать: с одной стороны земская власть своими побуждениями и угрозами склоняла их к тому, чтобы они отказались от постройки церкви; с другой стороны благочинный и местный священник обнадеживали крестьян пособием со стороны епархиального начальства выдачей книги для сбора доброхотных пожертвований в пределах епархии. Вследствие чего возникли между крестьянами волнения и несогласия: одни хотели строить церковь, другие напротив молитвенный дом, и в этих спорах прошло более года, на самом же деле ни чего не делалось. Священник Иоанн Субботин, определенный к Шалаевской Николаевской церкви, проживая с 10 Декабря 1857 года в деревне Шалаевой, не имел для себя с семейством приличного дома и помещался в курной избе, а Богослужение отправлял в крестьянском доме и при совершении браков встречал большие затруднения, по неимению церкви и за 75 верст должен был ездить в село Чунское для венчания браков и приобщения говеющих.

    18 Июня 1859 года Томская Духовная Консистория указом за № 3916, дала знать благочинному 1 благочиния Канского округа, что Его Преосвященство, Преосвященнейший Парфений, Епископ Томский и Енисейский, по делу о построении Шалаевской Николаевской церкви изволил дать резолюцию таковую: «не замедляя дела дозволить прихожанам строить церковь, но с тем, чтобы предварительно представлено было условие с подрядчиком на рассмотрение и утверждение». Но и после сего заседатель Б…ов не переставал противодействовать распоряжениям еапрхиального начальства, воспрещая крестьянам, вопреки их желанию, заключить условие с подрядчиком без его дозволения, пока не был уволен от должности по сношению епархиального начальства с гражданским.

    С устранением противодействия заседателя Б…ова, прихожане Шалаевской церкви, 14 Декабря 1859 года, заключили условие на построение храма с подрядчиком села Рыбинского из поселенцев крестьянином Адрианом Лыковым, обязавшимся за 600 рублей построить церковь по №1, Высочайше утвержденных чертежей для постройки церквей в казенных селениях Восточной и Западной Сибири и составили приговор, коим просили, вместо каменного фундамента, построить церковь на лиственничных стойках и без обшивки тесом. Томская Духовная Консистория Указом от 31 Января 1860 года за № 688, с резолюции Его Преосвященства, предписала: «построить церковь на деревянных стойках и без обшивки тесом, и равно дозволить заключить контракт с подрядчиком на положениях, прописанных в условии». Таким образом кончилась томительная переписка, длившаяся более двух лет!

     Строительная книга была выдана на имя крестьянина деревни Лапиной Михаила Андреева Муторина; но особенное усердие к сбору доброхотных пожертвований на построение храма оказал крестьянин деревни Поимской Василий Андреев Мутовин, собравший в течении одного года более четырех сот рублей деньгами и вывезший из Енисейска колокол в 2 пуда. Грамота на заложение храма была дана в 1857 году и заложение храма предоставлено было местному священнику Иоанну Субботину, само же заложение храма совершилось

    29 Мая 1860 года через местного благочинного протоирея Дмитрия Евтихиева, при сослужении священников: села Чунского о. Флегонта Карпова и местного Иоанна Субботина, при многочисленном стечении народа не из Онских только, но и Чунских селений. Освящение воды совершено на реке Оне, в которой того же дня просвещены св. крещением два мальчика, дети бродячих тунгусов и один из них Никита воспринял от купели протоиреем Евтихиевым.

    Церковь строилась с поспешением и к 1861 году была уже в готовности к освящению. Священник Иоанн Субботин с строителем крестьянином Михаилом Муториным от 30 Января 1861 года донесли местному благочинному: «что хотя храм Шалаевский Николаевский еще и не богат всеми принадлежностями, но нам вперед до окончательного заведения всего этого не жалательно видеть его не освященным. А потому мы, согласясь с прихожанами, решились просить Его Преосвященство об освящении храма».

    При прошении была опись церкви. Иконостас для вновь устроенной в селе Шелаевском церкви уступлен из Канского Спасского собора, из предела Покрова Пресвятой Богородицы за сходную цену, с разрешения Преосвященнейшего Парфения, Епископа Томского и Енисейского.

     Освящение вновь построенного храма в селе Шалаевском разрешено Парфением, Епископом Томским и Енисейским, Томская Духовная Консистория с разрешения Преосвященного, указаом от 31 Марта предписала местному благочинному — освятить новоустроенный храм в селе Шалаевском на прилагаемом при сем новом св. Антиминсе, и по освящении оного донести консистории.

    Почти ровно через год 25 Мая 1861 года местным благочинным протоиреем Канского Спасского собора Димитрием Евтихиевым в сослужении с священниками: духовником 2-й половины Канского округа, села Устьянского Иоанном Дягилевым, села Конторского Тимофеем Подкопаевым, села Чунского Флегонтом Карповым и местным Иоанном Субботиным, с диаконами: села Большой Ури Ианнуарием Закоурцевым и села Конторского Андреем Гобовым, при многолюдном стечении богомольцев, пришедших пешком и приплывших на лодках за 200 верст. Все радовались и благодарили Бога, украсившего Онские селения построением первого храма, а подкрепив себя уготованием брашен, предоставленных Шалаевцами, возвратились в свои дома.

     До построения храма в селе Шалаевском и определения отдельно причта, священник Чунской Петропавловской церкви, объезжая селения, расположенные по рекам Чуне и Оне, в одно путеследование должен был проехать девять сот верст, употреблял на эту поездку более месяца времени. Понятно, что при таком положении прихода большая часть родившихся умирала без возрождения святым крещением, а больные и престарелые без христианского напутствия в жизнь вечную. И долго, быть может, длилось неотрадное состояние прихода, если бы прибывший в 1854 году на епархию Томскую Преосвященный Парфений, Епископ Томский и Енисейский ознаменовавший свою Архипастырскую деятельность равноапостольными трудами к обращению неверующих в недра Христовой Церкви, в пределах Восточной и Западной Сибири, не обратил внимание на отдаленный приход Чунский, назначив в оный особого священника для Онских селений еще в 1855 году.

Протоирей Димитрий Евтихиев

27 Апреля 1872.

г. Канск.

Продолжение следует


[1] Синхроническая таблица. https://history.wikireading.ru/33070. 13.02.2022 г.

[2] Селезнев Е.С. Селезнева Т.А. Тайшетский район: обретение своего места. Брошюра №10 серии «Тайшет — город, рожденный Транссибом» — Тайшет, 2016 г.

[3]  Шеститко М. , Селезнев Е.С. Историография тайшетского участка Московско-Сибирского тракта , Интернет ресурс сайт Тайшетская история , 18 мая 2020 г.

[4] Богданов В. Селезнев Е.С. История тайшетского участка ссыльного Московско-Сибирского тракта . Сайт Тайшетская история , 2010 г.

[5] Живописная Россия. Восточные окраины. Восточная Сибирь. Т 12, под общ. ред. П. П. Семенова, вице-предс. Имп. Рус. геогр. о-ва. — Санкт-Петербург ; Москва : Т-во М. О. Вольф, 1881-1901. С. 55 — 57.

Loading