Вновь получили для сайта, спешим поделиться. Этот материал он обнаружил (правда не говорит каким образом ) на сайте «Мои года» в разделе «Чтение». История земли тайшетской не перестает удивлять. В судьбе Риммы Ивановны Конопаткиной переплелись истории, юбилейные даты грустных и трудных, печальных и радостных события которой мы сегодня отмечаем. И прочтя о Римме, отметим зарубкой в памяти — была такая, судьбой не сломленная, в тайшетском комсомоле!
Калаянова Ольга.
В песнях осталась память.
27.09.2019 г. (сайт Мои года.)
Поколение строителей коммунизма, конечно, помнит задорную, бравурную песню, которую часто пели на демонстрациях и митингах, когда гордо несли на древках многочисленные портреты суровых членов ЦК. Трепетали на ветру кумачовые лозунги с призывами – «Выполнить и перевыполнить!» Гремело лихо: «И тот, кто с песней по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадет…»
Римма с сестрой и отцом
Моя героиня пела в районном клубе и другие песни, в то время запрещенные, народные. Да! Песню тоже придушили, но, к счастью, сохранились слова песен в девичьих альбомах. Такие альбомы стали отдушиной для молодого поколения – еще не очерствевшего, еще не запуганного, но стремившегося сбросить крепкие путы.
Попытаюсь рассказать о сборнике (альбоме) песен Риммы Конопаткиной 1927 года рождения. Настоящий кладезь – эта находка, уже пожелтевшая, почти истлевшая рукописная «книжка-копилка».
Память может уступить место забвению. Время безжалостно. Но как факты, подтверждающие исторические события, остаются и песни.
В руках у меня много повидавший за время своего существования (с 1941 по 1947 гг.) альбом самой обыкновенной девчонки – Риммы Конопаткиной, заполненный стихами, частушками, песнями. И бумага альбома «разнокалиберная» – школьные тетради, листки, вырванные из каких-то бухгалтерских старых отчетов, почтовые открытки или оборотная сторона ненужных уже документов (с бумагой трудновато было).
Всматриваюсь в эти пожелтевшие, почти истлевшие, тронутые временем, размытые половодьем листки, и невольно пробуждается во мне подлинное чувство веры в то, как искренне волновались и тревожились современники тех давних событий – мальчишки и девчонки. Как чутко улавливали они проблемы своего времени, как отразились на них картины жизни всей страны.
На обложке альбома – карандашный рисунок пышной розы в обрамлении синих незабудок и незамысловатый стишок, обведенный четкой рамкой:
Пишите, милые подруги,
пишите, милые друзья.
пишите все, что вам угодно,
но только глупостей нельзя.
Да не до глупостей было! Война в 1941 году началась и, конечно, песни военные сразу же стали сопровождать это тяжелое для страны время. Но была и другая сторона медали. Нельзя было в это время «в голос» говорить о том, что колючей проволокой страна была уже затянута, а полстраны оказалось в ГУЛАГе. И песни появились иносказательные – тюремная лирика.
Сохранилось все это в альбоме у Риммы, которая прятала его от посторонних глаз. Сердцем чуяла – нельзя кому попало доверять самое свое сокровенное. Между страницами она спрячет и редкие весточки от батюшки родного, невинно отправленного за колючую проволоку.
За тридевять земель
В паспорте у Риммы Конопаткиной четко обозначены время и место рождения – 5 января 1927 года, г. Смоленск. Но этого старорусского города девчонка совершенно не помнила. Зато в памяти навсегда остались места, где семья потом обосновалась. И только смутные воспоминания, в основном звуковые, остались в памяти из раннего детства.
Ехали куда-то долго. Стучали колеса – тук-тук, мелькали за вагонными окнами синие дали, темные леса и степи бескрайние. Девочка по крупицам собирала картинки жизни своей семьи. Нет! Не переселенцами они были. Беглыми! Сбежали в Сибирь из самого центра России, жизни свои сберегая. А в небольшом селе недалеко от Смоленска хороший, добротный дом оставил в наследство Ивану Конопаткину его отец Терентий. Гордился Иван этим наследством и завсегда в своих молитвах возносил благодарения своему батюшке. Да и сам постоянно приумножал свои доходы, развивал хозяйство.
Все это надобно было, ибо детей в семье уже шестеро народилось: четыре доченьки – Таня, Ирина, Римма и Катерина да два сына погодка – Леня и Анатолий.
Руки у Ивана золотые были. Это про таких говорят – и чтец, и жнец, и на дуде игрец. Ребятишек своих он сызмальства приучал к труду, а не к праздной сладкой жизни. Они все уже при деле были: и за скотиной ухаживали, и в огороде порядок блюли: пололи, рыхлили, урожай собирали.
Спорыми были все, работящими. Но времена настали лихие. В 1930 году в одночасье лишился Иван Конопаткин всего, нажитого своим честным трудом. Жизнь спокойная, размеренная рухнула, как в бездну канула. Друг закадычный сообщил Ивану, что какой-то доброхот настрочил на него донос, что спозаранку уполномоченные нагрянут.
И солнце еще не взошло, как семейство Конопаткиных со всем своим немудрящим скарбом, самым необходимым на первое время, спешно прибыло на станцию железной дороги на единственной лошаденке Буланке, которую распряг и с горьким сожалением оставил Иван около вокзала, на коновязи.
Добрались до Сибири
Множество городов проехали Конопаткины. Вот и Урал остался позади, метнулись вихрем Барабинские степи. Наконец тайга глухая обступила стальной путь. Рощи березовые забелели вперемежку с соснами и елями, реки синью обдали. Вот она, Сибирь Восточная! Дальше некуда бежать. На станции с чудным названием Суетиха выгрузили узлы и ребятишек пересчитали.
Обосновались здесь. Пока под жилье сдал «в аренду» свой сарай мужичок один сибирский. Без денег, а просто так, от щедрот своих душевных: «А чаво мне мелочиться, живите. Он теплый. Лесу здеся полно, дом руби, земли не меряно, огород корчуй. Поторопись, можа, чо ишшо и нарастет до снегу».
В Суетихе (поселок входил в состав Тайшетского района; впоследствии переименовали его в Бирюсинск), на берегах реки Бирюсы, несколько счастливых лет прожили Конопаткины.
Иван дом хороший построил. Авдотья, жена его, прослыла мастерицей по шитью (машинка, которую она еле-еле уговорила Ивана взять с собой, здорово помогла). И народ здесь оказался покладистым. Казалось, со всей России здесь рядышком поселились украинцы, татары, буряты, белорусы.
Время шло быстро. Глазом не успели моргнуть, как детей надо было определять в школу-интернат. Правда, далековато, километров за 15-20, но суетихинцы со своих подворий поочередно лошадку выделяли. Соломки подстилали в телегу, чтоб помягче было – дорога-то тряская да ухабистая была… и – с Богом! Ребятишки так и добирались до школы.
Школьная пора
В 1934 году Римме пошел восьмой год. И ее повезли в школу-интернат № 1 села Шелехово (Тайшетский район). И стала она осваивать грамоту и арифметику. Все эти науки давались девочке без особого труда. Интересными для нее оказались кружки – танцевальный и хоровой. На всех мероприятиях замелькали ее рыжие косички. Везде она успевала. И хотя голос у неё был не таким уж сильным, но весьма приятным, и слух ее был отменным, Римму даже солисткой хора назначили.
На школьном выпускном Римма пела «Приамурскую ночь на Хасане». Песня появилась как ответ на агрессии японцев на Дальнем Востоке.
Замечает дозор
Среди бури ночной,
Что японцы ползут
У границы родной.
Не пройдет подлый враг,
Слышны взрывы гранат.
«Разобьем тебя в прах» –
Пулеметы твердят…
(Хасанские бои – это серия столкновений в 1938 году между японской императорской армией и Красной армией. Япония, завершив оккупацию Маньчжурии, стала претендовать на территории у острова Хасан – сопки Заозерная и Безымянная. Советские войска разгромили противника. Защитили государственную границу СССР. В честь героев Хасана были названы улицы и поставлены памятники.)
В 1939 году режиссером И. Пырьевым был снят фильм «Трактористы». Песни из этого фильма, «Три танкиста» и «Марш советских танкистов», ассоциируются с событиями на Дальнем Востоке. Все они вписаны в альбом Риммы и вошли в ее репертуар. Вот еще одна из них – «Бой у озера Хасан» на слова С. Алымова:
Ночью черной, ночью темной
Был приказ по фронту дан,
Завязался бой упорный
Возле озера Хасан!
Звезды в небе не светили,
Но пылала кровь огнем
Мы не раз японцев били
И еще не раз побьем!
Убежал от нас позорно
За кордон разбитый враг,
На высотах Заозерной
Гордо вьется красный флаг!
Вышло солнце из тумана,
Стало сопки золотить;
Как японцев у Хасана
Всех врагов мы будем бить!
Время бежало вприпрыжку. В1942 году выдали Римме аттестат об окончании восьми классов.
Девочка на всю жизнь запомнила эту линейку, где на прометенном голиками и метлами зеленом дворе зачитали ей благодарность за отличную учебу и активное участие в жизни школы.
С аттестатом вернулась Римма домой, в Суетиху. С радостью ее приняли на работу в райком комсомола. Все в голос говорили, что такую активную, работящую да сметливую давно ждали. И доверили ей весьма ответственную работу – доставку гуманитарной помощи в ближайшие лагеря заключенных, которых было великое множество окрест.
Пришлось ей частенько бывать в командировках, принимать и распределять поступающие от родственников вещи и продукты. И за все время работы не поступило на нее ни одной жалобы. И не могло быть. Все у Конопаткиной было четко, честно.
Бирюса вышла из берегов
В половодье река все подтопила – дома, огороды, дворовые постройки. Талые снега побежали стремительно с гор Саянских, захлестнули поселок моря разливанные и в низины ринулись. Конопаткины спасали свое добро как могли. Скот вывели, кое-какую утварь на сушу вынесли. А у Риммы еще и своя забота – сохранить альбом. Уже несколько школьных тетрадей исписано. И все дорого, все о многом и важном говорило. Как бы вода не подпортила эти листочки. Хотя хозяйка надежный «каркас»-облачение, футляр нашла – вложила одну за другой тетради в добротную твердую обложку, обтянутую красным коленкором, с надписью: «Восьмая сессия Верховного Совета СССР». Где взяла такое «сокровище», неизвестно, но лучшей брони для сохранности своего альбома она и придумать не могла.
Чуть вода отступила – Римма просушила на солнышке каждый листочек. Спасла память свою от стихийного бедствия. Дорожила очень.
Вернемся к 1942 году, когда Римма успешно окончила восьмилетнюю школу и получила аттестат. Как лучшей ученице и активистке хлопали ей все, собравшиеся на школьном торжестве.
Но Римма не стала продолжать учебу. Собрала свои весьма дорогие ее сердцу и памяти предметы (грамоты и благодарности за участие в смотрах художественной самодеятельности, в комсомольских рейдах) и вернулась в дом родной. Она уже знала (сообщила ей сестра Ира), что беда в дом нагрянула. Отца, Ивана Терентьевича, арестовали. В то время много «доброхотов» расплодилось! Особенно в годины лютые они выползают, смердят. Вот и нашептал где надо, донос настрочил один такой «борец за справедливость» на батюшку: почему в армию его не взяли (а бронь была у Конопаткина по возрасту и по здоровью), и дом-то у него лучше, чем у других, и детей всех обучает. А их бы в колхоз надоть!
Органы на такие заявы всегда реагировали быстро. Чего уж тут проверять? Все сходится! И упекли Ивана Терентьевича в лагерь для социально неблагонадежных, в колонию, за колючую проволоку. Тут и вспомнились ему слова давнего друга Фрола: «Поезжай, Иван, в Сибирь, оттуда еще никого не возвратили. Так и тебя не спровадят назад».
И впрямь, отсюда даже в колонию транспортировать осужденного не нужно было. Ибо всего в нескольких километрах, в глубине тайги, она находилась – почти рядом с Суетихой, в том же Тайшетском районе ГУЛАГ!
Война началась
Римма была в 7 классе, когда все услышали слова Молотова, извещавшего, что началась война с Германией.
Мальчики стали уходить на фронт. Никто из них еще не осознавал всех тягот и потерь, которые лягут впоследствии на них тяжелым неподъемным грузом. А время это и для них, и для одноклассниц было самым взлетом молодости, юности. Только-только стали проявляться чувства симпатии и робкой любви. Об этом говорить было еще страшновато, а вот доверить свою тайну тетрадке, записать в альбом можно было смело. Альбомы появились у всех почти девчонок, и у Риммы, конечно, тоже.
Целый мир открылся – новый, жгуче интересный. И в 1941 году появились в нем первые записи. За честь считалось записать в эту Риммину «книгу жизни» стишок или песню. Любили ее, веселую певунью, многие. Писали и военные песни, и те, которые были известны еще до войны, но «переделанные» затем на военный лад. Например, «Синенький скромный платочек». Первый вариант, еще довоенный, этого популярного уличного романса исполнила Изабелла Юрьева.
Кончится зимняя стужа,
Даль голубая ясна.
Солнцем согрето, близится лето,
Солнцем ласкает весна.
И вновь весной
Под зеленой тенистой сосной
Мелькнет, как цветочек, синий платочек,
Милый, желанный, родной.
Помню, при нашей разлуке
Ты принесла мне к реке
С песенкой звонкой горсть незабудок
В маленькой нежной руке.
И мне не раз
Снятся в предутренний час
Косы в платочке, … (не читается)
И синь твоих девичьих глаз.
Небольшое отступление позволю себе сделать… Письмо именно с такими строчками найдено было в кармане гимнастерки моего свекра, Николая Ильича Калаянова, защищавшего Сталинград. Уцелела песня, танки её не раздавили, не уничтожили. Вернулась она из окопов Сталинградских к любимой, желанной, родной. В Иркутск душа вернулась.
К слову сказать, романс, как и многие другие, был запрещен к исполнению как неблагонадежный, чуждый духу советского человека, шел вразрез с его коммунистическим, целенаправленным настроением.
Клавдии Шульженко песня не понравилась. Посчитала ее мещанской. В угоду ей поэт Сурков изменил слова. Так появился второй вариант.
А в альбоме у Риммы я насчитала, ни много ни мало, пять вариантов, и в 1943 году кто-то записал в альбом эту песню от лица девушки:
Я работаю вместе со всеми
И живу от письма до письма.
Как сейчас, я глаза твои вижу,
Голубые, родные глаза.
Без меня будь на фронте спокоен,
Я верна лишь тебе одному…
А вот ответ солдата:
Ты мне ничего не сказала,
Но я тебя понял без слов.
И скажу я тебе, между прочим,
Что сберег я в жестокой борьбе
Твой синенький скромный платочек,
Согретый мечтой о тебе.
В это время пользовались успехом в Риммином исполнении «Весенний вальс», «Фронтовое танго» и песня без названия:
Отгремела громом страшная война,
Только мне от дорогого моего
Ни ответа, ни привета – ничего.
Поздно вечером в студеном январе
Проскрипела подворотня во дворе
И приносит деревенский мой сосед
Шитый шелком, кровью крашеный кисет…
Песни, чуждые духу советского человека
А люди в стране советской жили с мудрым сердцем и зорким зрением. И песни они создавали и пели такие же. Но, соприкоснувшись с днями современными, традиционные песни перерождались и продолжали существовать уже в новом, приближенном к реальной жизни качестве. Так происходит часто. Авторская песня внедряется в народ и становится любимой.
До нашего, XXI века дошла «народная» песня «Хасбулат удалой». К слову сказать, это тоже романс (другое название «Элегия». Есть и автор слов – А. Н. Аммосов, и композитор – О. Х. Агренева-Славянская). Римма часто исполняла его на бис.
Стихотворение впервые опубликовано 16 ноября 1858 года в газете «Русский инвалид». Оно использует популярную в русской поэзии со времен Лермонтова тему романтизации горцев Кавказа. Александр Аммосов был офицером, служившим на Кавказе, что могло послужить для него источником вдохновения. Романс стал часто исполняемой, популярной песней уже в конце XIX века. Он прожил долгую жизнь, был записан на пластинки, и до сих пор исполняется различными певцами. Имеется несколько более поздних версий. Входил он в репертуар Надежды Плевицкой (1884 – 1941 гг.), известной в те времена певицы.
Существует ошибочное мнение, что музыка государственного гимна США является плагиатом на музыку романса «Хасбулат удалой». Хотя на деле у них просто похожее начало.
Особая популярность выпала на долю народной песни «Раскинулось море широко». В альбоме у Риммы – восемь вариантов. В некоторых из них более 24 куплетов. Эта известная матросская русская песня о кочегаре, который умер от теплового удара во время рейса в Красном море. Основой для песни послужил романс А. Гурилева «Моряк» (1843). Многочисленные наслоения и переделки привнесли в текст ряд нелепостей, ушел из нее и непонятный исполнителям флотский сленг. Исполнялась она Ф. Шаляпиным, Л. Утесовым. Ю. Шевчуком, А. Макаревичем, О. Погудиным, Т. Булановой. Входила и в репертуар Надежды Плевицкой. После революции песня возрождена Леонидом Утесовым, стала всенародно популярной. Причем Утесов вспоминал, что знал и пел эту песню со своего одесского детства, еще до революции 1905 года. Состояла она из бесчисленного множества куплетов. Песня стала одной из наиболее часто переделываемых во время Великой Отечественной войны: «Гимн севастопольцев», «Партизанская», «Раскинулась роща широко…». Наиболее современные версии: «Раскинулось небо далеко» (школьная). «Раскинулось поле по модулю пять…» (песня студентов технических специальностей), «Раскинулись горы широко» и т. д.
Авторская песня стала часто внедряться в народ. Так происходило ее перерождение: появлялись новые подробности, краски, что придавало им особую теплоту, раскрывало другую жизнь, правда, скрытую от народа, который жил теперь за колючей проволокой.
Люди, стоявшие у власти, превращались в этих песнях в эгоистических монстров, жаждущих богатств и славы. В тщеславных своих устремлениях эти хозяева жизни считали себя выше народа и помыкали им. Упекали «политически неблагонадежных» в колонии.
Так и появились лагерные, тюремные песни. В них отразилась беспросветная тоска человека по воле, страстное желание разорвать сковывающие его путы. А память с глубины душевной поднимала счастливые моменты прошлой жизни.
Язык этих песен народный, бытовой. Трагические герои – реальные люди. Смешались их судьбы. Но мы зримо видим каждого отдельного человека, сопротивляющегося сковывающему его политическому режиму. По-новому мы смотрим на людей в застенках. Редко эти песни вспоминаются и исполняются. Правда, мелькают они сейчас в шоу «Три аккорда» (1 канал). Вспоминаем певца Михаила Круга и его «Владимирский централ, ветер северный». И светлая память известному поэту Михаилу Таничу. Особенно остро и проникновенно отразил он в своем творчестве этот мир, лагерную жизнь безвинно попавшего за колючую проволоку человека, где заключенные работали на лесоповале: валили, корчевали, грузили. Охрана лютая с собаками тут же, за спинами, с матерками, окриками, тычками, угрозами. А пайка скудная! Скуднее некуда. Живот к спине прилипает.
Но все это произойдет и вспомнится гораздо позднее, в конце XX – начале XXI века.
Дочь врага народа
Какой-то «прозорливец» усмотрел вопиющее несоответствие в биографии Риммы. У Конопаткиной-то, кристально честной комсомолки, отец в спецлагере сидит. Разве такое возможно? Она же дочь врага народа! Собрали скоро комсомольское бюро и потребовали, чтобы дочь отреклась от отца. Никогда! Измученная душой девушка поняла, что из последних сил будет бороться за справедливость, за отца родного.
Промелькнули перед глазами картинки: с каким восторгом повязывали ей пионерский галстук, а потом вручали комсомольский значок. Как одержима была она на всех мероприятиях! Все трудности были ей по силам. Первой запевалой и в прямом и в переносном смысле была. Когда урожай на полях поспевал, первая шла подбирать или подкапывать картошку, сено сгребать, к стогам его подтаскивать. Да разве перечислишь всю колхозную работу! Римма Конопаткина поспевала везде. На отдыхе и в поле, и в Доме культуры была запевалой, застрельщиком. И пела! Чистым голосом ее заслушивались селяне. И вдруг – дочь врага народа! От отца отречься! Да никогда! Сняла молча значок комсомольский и билет на стол положила. Больше не было для нее света и комсомола. Поняла – сколько вокруг лживых людей! Говорят одно в глаза, а делают совсем другое.
Упорно девчонка ходила в разные судебные инстанции. Доказывала, убеждала. Ошиблись, мол, отец чист перед властью. Поняла, настрадавшись, что воевать за истину, справедливость невозможно. И пословицу матушкину вспомнила – «со злом воевать – себе горевать». Поняла, что враг нынешний лют и подл. А ты со своими нравственными принципами не можешь ответить тем же. Подлецы ведь принимают благородство за слабость! И терзают до последнего. Они сильнее! За ними власть. Их много.
Комсомол отказался от Риммы как от ненужной вещи. Работы лишилась. Да бог с ней! Окончила курсы продавцов. Ушла в торговлю. Продолжала бороться одна за близких своих. Надо было поддерживать семью морально и материально. Мама тяжело больна, старшая сестра Ира тоже. Братишек, Толю и Леню, в школу пришла пора собирать. Все это легло на ее плечи. И откуда только силы брала? Но справлялась.
А от отца никакой весточки. И только однажды тайком кто-то исхитрился записку передать (никто знать об этом не должен был, иначе могли и под суд отдать). Писать нельзя было родным. Били, гады, по самому больному месту. Понимали, что стена «незнания» о самом близком человеке хуже любой пытки.
Римма спрятала письмо от отца в альбом. Написано оно было мелким убористым почерком. Ничего я не могла понять. Предложения все оканчивались непонятным текстом. Потом осенило. Здесь на одном листке два письма. Между строчками одного вписаны строки другого. (Иван Терентьевич Конопаткин из колонии не вернулся. Умер в тюремной больнице.)
Пела вопреки всему
В 1947 году Римма окончила школу завмагов при учебном комбинате управления Западного строительства БАМ МВД, успешно работала там, куда ее направляли, даже в самых отдаленных точках. Получала почетные грамоты за активное участие в различных мероприятиях. Ее интересовало буквально все – выставки цветов, оформление каких-то композиций. Везде она занимала призовые места.
Жизнь продолжалась, молодость никто не отменял. Римма вышла замуж, родила сына и уехала с мужем на заимку Фирсово Заларинского района. По-прежнему на всех производственных мероприятиях просили ее петь. И она пела. Не могла без песни. Завораживала своим проникновенным голосом. Аплодисменты, восторженные «браво!» и «бис!» сопутствовали каждому ее выступлению. Простой народ не требовал от нее исполнения оперных арий. Чаще всего просили романсы или ее любимые незамысловатые песни. И она пела! Какие бы ситуации ни складывались. Как бы на душе горько не было. Исполняла она и лагерные песни. Не все, конечно!
А сколько изысканно-грустных, лирических романсов записали друзья и подруги в ее альбом! Не счесть им числа. Многие были запрещены. Но Римма пела и их!
А какие чудные слова в ее любимом романсе «Осень, прозрачное утро»:
Осень, прозрачное утро
Небо как будто в тумане,
Даль из тонов перламутра
Солнце холодное, раннее.
Где наша первая встреча…
Это одно из самых популярных произведений Вадима Козина. Использовано во многих фильмах о войне и предвоенной эпохе, в том числе в «Военно-полевом романе» Петра Тодоровского.
Так на свой манер, то есть с другим содержанием, явились варианты песни «Ямщик, не гони лошадей»:
Посмотрите на холм, он высокий стоит,
Холм высокий, поросший травою,
Под холмом тем высоким моя милая спит,
Что взяла мою песню с собою….
Мне хочется остановиться на официальном тексте романса и кратко на его истории. Романс «Ямщик, не гони лошадей» был создан в начале ХХ века. Слова поэта Н. фон Риттера (1905 г.) были положены на музыку композитора Я. Фельдмана (в 1914 году). Широкой публике он стал известен с 1915 года как ответ на романс «Гони, ямщик!». В России получил большую популярность.
В Советской России в 1920 году романс был запрещен «как явление антиклассовое и несовместимое с идеалами коммунизма» и «вычеркнут из всех репертуаров». Но даже запрет не смог перекрыть кислород этому романсу, его все равно пели, причем слова и музыку искренне считали народными. И спустя годы романс «Ямщик, не гони лошадей» вернулся к слушателям, заняв место в одном ряду с самыми популярными вокальными произведениями. И нынешние застолья не проходят без того, чтобы на них не пели «Ямщика».
Как грустно, туманно кругом,
Тосклив, безотраден мой путь,
А прошлое кажется сном,
Томит наболевшую грудь!
Ямщик, не гони лошадей!
Мне некуда больше спешить,
Мне некого больше любить,
Ямщик, не гони лошадей!..
Много народ сочинял в это время песен на лагерную тематику. Тюремный шансон – это особая страница и сторона нашей жизни. Их десятки (и даже более)! Некоторые из 30-45 куплетов. Жизнь за колючей проволокой нашла свое отражение, прошла через чудовищные заграждения, строжайшую охрану, тюремные застенки.
Многие названия лагерных песен, записанных в альбоме, говорят сами за себя: «Невинная жертва», «Женская судьба», «Мурочка», «Неудачник», «Мальчик», «Каторжанин» и др.
«Каторжанин»:
Скажи ты, скажи, каторжанин,
Зачем ты в остроге сидишь,
Зачем за железной решеткой
Печально на волю глядишь?
«Расстрел»:
Прощай, холодная темница,
Последний раз я здесь сижу,
Прощай, прощай, моя девица,
Я завтра на расстрел иду.
В песне без названия – 21 куплет:
Черный ворон на березе
Белый лебедь на воде
Ни о ком так не страдала,
Как, мой милый, о тебе»…
Песня «Прокурор» – целый спектакль из 12 куплетов. На скамье подсудимых оказался сын прокурора, который вырос в бедности и в нищете, брошенный отцом. И только после оглашения приговора к расстрелу обвиненный рассказал, кто его отец. Прокурор раскаялся. Возмездие за свою жестокость он получил. Об этом в песне и поется:
Бледная луна освещала
Старый кладбищенский двор.
А над могилой сырою
Горько рыдал прокурор.
(Не находите сходства с ситуацией из романа А. Дюма «Граф Монте-Кристо»?)
Авторы этих песен неизвестны. Нет и адресов тех, кто их записал в альбом. Наверное, этого и не нужно. Песни со своей правдой остались в народе, и распевают их до сих пор.Р. S. Альбом этот – наследство от своей бабушки Риммы Конопаткиной любезно позволила мне полистать ее внучка, Ирина Анатольевна Распутина. За что выражаю ей большую благодарность
